Тема 4025, сообщений: 12
Дар Атиши |
начало | | 1 . 2 | | конец |
Автор | Сообщение |
vau |
" Знать , что существование является матерью вам - значит знать Бога. Нет другого Бога. Только эта страсть. Только познать это чувство, это великолепное чувство, это пронизывающие чувство, что существование любит вас, защищает вас, помогает вам, ниспосылает бесчисленное множество благословений, что существование милостиво к вам, что вы не чужой, не посторонний, что это ваш дом..."
"То что Вы ищете - тоже ищет Вас"
|
jane lotos |
|
jane lotos |
ЛАМАИЗМ Л. С. Васильев, 1998 Буддизм, как уже упоминалось.. был той универсальной мировой религией, которая являла собой общий религиозный компонент различных цивилизаций Востока, от Индии до Японии. Распространившись столь широко, буддизм не был и не мог быть единым. В своей ранней форме Хинаяны (Тхеравада) буддизм сохранился и развивался в ряде стран на юге и юго-востоке Азии, прежде всего на Цейлоне и в Индокитае (кроме Вьетнама, где укрепился китаизированный буддизм Махаяны), а также в доисламской Индонезии. Буддизм Хинаяны, став в некоторых государствах (Шри-Ланка, Таиланд, Кампучия etc.) официальной государственной религией, на тысячелетия сохранил свой весьма консервативный облик. Все последующее развитие его как доктрины шло за счет другой его формы - северного буддизма Махаяны.
Буддизм Махаяны распространялся и развивался по преимуществу в Китае и Японии, причем из-за воздействия со стороны местных идейных доктрин (конфуцианства, даосизма и синтоизма) он был со временем настолько сильно модифицирован, что превратился соответственно в китайский и японский буддизм и именно в этой модификации оказывал воздействие на другие страны (Корея, Вьетнам).
В позднем средневековье, однако, на базе как хинаянистского, так и - в большей степени - махаянистского буддизма (в том числе и в его китаизированной модификации) на стыке между двумя великими цивилизациями, в районе Тибета, возникла своеобразная форма этой мировой религии - ламаизм. И можно сказать, что именно в этой своей наиболее поздней, развитой и весьма специфической модификации буддизм как мировая религия достиг наиболее завершенного облика. Во всяком случае вплоть до сегодняшнего дня культ главы его - тибетского Далай-ламы - является своего рода символом, центром притяжения, высшей ценностью буддизма не только для самих ламаистов, но и для многих буддистов из числа приверженцев Хинаяны и Махаяны.
ИСТОКИ ЛАМАИЗМА. ТАНТРИЗМ
Доктринальной основой ламаизма (от тибетского "лама" - высший, то есть адепт учения, монах) является, как упоминалось, буддизм. Однако, посколько предшественником буддизма в Тибете была местная религия бон (бон-по) с ее преимущественно анимистическим культом божеств, духов и сил природы, складывавшаяся на этой первичной основе новая модификация буддизма - ламаизм - впитала в себя немало от этого первоисточника. Это, в частности, хорошо видно при знакомстве с ламаистским пантеоном и различными культами, часть которых восходит к примитивным шаманским верованиям древних тибетцев и монголов. Что же касается доктрин буддизма, то необходимо заметить, что формировавшийся в позднем средневековье (VII-XV вв.) ламаизм явился своего рода синтезом едва ли не всех основных его направлений, включая не только Хинаяну и различные школы-секты Махаяны, но также и тантрийскую Ваджраяну ("алмазную колесницу").
Истоки тантризма восходят к древним культам плодородия и соответствующим обрядам. Стимулированные древнеиндийскими поисками спасения, мокши и нирваны, древние обряды и культы под воздействием брахманизма и раннего буддизма приобрели иной облик и иную целенаправленность. Возникло учение Дарани - тантризм, который сыграл существенную роль в становлении как индуизма, так и ламаизма. В индуизме тантризм проявился в форме шиваизма. Тантризм буддийский, оформившийся как самостоятельное течение в буддизме примерно в середине I тысячелетия н. э., имел более разработанную философскую основу. Именно в буддийской тантре была введена в широкий обиход мандала - своеобразная графическая диаграмма Вселенной, насыщенная магическими знаками и символами, имевшая множество вариантов и модификаций. К числу философских основ буддийской тантры следует отнести и Калачакру, "Колесо времени", в рамках которого 60-летний звериный цикл символизирует кругооборот человека в кармическом мире сансары.
Однако главное в буддийской тантре, - как, впрочем, и в индуистской, - не философия, а практика, то есть та мистика и магия, которыми обрамлялись все акции ее последователей
. Мистико-магические основы тантры выявляются в двух аспектах: в медитации и в грубых магических обрядах, включая и сексуальную практику.
Что касается медитации, то специфика тантризма проявляет себя здесь в глубокой интимности обряда, в детальном следовании тем тайным поучениям и рекомендациям, которые неофит получает в процессе его длительного личного контакта с учителем, гуру или ламой. Обряды, включая ритуальное общение полов с целью приобретения мудрости-праджни, воспринимаемой в Ваджраяне в качестве женского соответствия будды и бодисатвы, поорй сводились к имитации либо символическому использованию этих приемов. В последнем случае речь идет о заклинаниях-мантрах или символических изображениях типа янтры и мандалы, насыщенных текстами, формулами, диаграммами, которые содержат в себе все тот же магический смысл.
Тантризм оказал огромное влияние на ламаизм. В определенном смысле можно сказать, что едва ли не вся специфика ламаизма, многие его культы и обряды возникли в первую очередь на основе буддийского тантризма. Что же касается его философии, то в рамках позднего ламаизма были синтезированы многие течения буддийской мысли, что и сыграло свою роль в оформлении космологии, этики, онтологии и других аспектов этой доктрины.
ЭТАПЫ ГЕНЕЗИСА ЛАМАИЗМА
Первые следы проникновения буддизма в Тибет фиксируются достаточно поздно - лишь в V в., когда в Индии и в Китае он был уже хорошо известен и широко распространен. Вплоть до эпохи знаменитого тибетского правителя Сронцзан Гамбо (629-649) буддизм в Тибете был едва известен. Сронцзан Гамбо, обе главные жены которого - непальская и китайская принцессы - принесли с собой, по преданию, тексты и священные реликвии буддизма, стал, подобно Ашоке в древней Индии, великим покровителем буддизма, вследствие чего он и обе его жены были обожествлены и оказались объектом всеобщего почитания (сам царь стал рассматриваться в качестве воплощения будды Амитабы). Ранняя смерть царя приостановила процесс буддизации Тибета, чему в немалой степени способствовали и жрецы религии бон.
Спустя столетие после смерти Сронцзан Гамбо один из его потомков выступил защитником к тому времени уже гонимого буддизма. Апеллируя к авторитету знатоков буддизма в Индии, он пригласил в Тибет выходца из северо-западной пригималайской Индии (Кафиристана) известного знатока буддийского тантризма Падму Самбхаву.
Падма Самбхава реформировал пришедший в упадок тибетский буддизм, придав ему очень заметный оттенок тантризма:
магия, заклинания и некоторые другие методы и приемы вышли на передний план.
Однако это не помогло закреплению буддизма, который вскоре снова подвергся суровым гонениям. Только в середине XI века очередной выходец из Индии, Атиша, вновь возродил в Тибете буддизм, проведя ряд реформ, направленных на укрепление здесь традиций классического буддизма, в частности монастырской дисциплины. Его усилиями было создано несколько крупных монастырей, ставших центрами распространения буддизма в Тибете.
Реформами Атиши были недовольны последователи Падмы Самбхавы, которые по-прежнему делали основной упор на магию и иные методы тантризма. Сконцентрировавшись вокруг влиятельного монастыря Саскья (Сачжа), они выступили против нововведений, заложив тем самым основу противоборства красношапочников (одежду красного цвета ноисили приверженцы Падмы Самбхавы) и желтошапочников (символ классического буддизма Атиши). В период монгольского владычества и особенно при Хубилае в фаворе были красношапочники, а настоятели монастыря Саскья, отменившие безбрачие для лам, закрепили за собой наследственное право на духовное (а практически и политическое) руководство Тибетом. С падением династии Юань в Китае минские императоры отменили эти привилегии, что усилило внутреннее соперничество среди тибетских буддистов. Окончательный успех буддизма и завершение процесса формирования его тибетской разновидности - ламаизма - были связаны с именем и реформами Цзонхавы.
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЦЗОНХАВЫ
Уроженец восточного Тибета, Цзонхава (Цзонкаба, 1357-1419) с юных лет прославился исключительными способностями, которые впоследствии легли в основу складывавшихся вокруг его имени легенд. Получив хорошее буддийское образование и уже в молодом возрасте достигнув высших духовных званий, Цзонхава приобрел необычайную популярность. Со всех сторон Тибета стекались к нему ученики и последователи, и всех их он поражал своими глубокими знаниями. В спорах с оппонентами он неизменно выходил победителем, так что неудивительно, что на рубеже XIV-XV веков основанные Цзонхавой несколько монастырей стали самыми многочисленными и влиятельными центрами того нового направления в буддизме, которое было связано с его именем и которое после проведенных им реформ получило наименование ламаизма.
Реформы Цзонхавы вкратце сводились к следующему. Во-первых, он, подобно Атише, выступил за восстановление норм классического буддизма. Отменив всяческие послабления для монахов, Цзонхава ввел строгое безбрачие и суровую монастырскую дисциплину, вследствие чего его учение получило наименование гэлукпа (добродетель; этот термин используется ныне для обозначения понятия "ламаизм"). Во-вторых, он сильно ограничил практику магических обрядов, выступив против многого из того, что было принесено Падмой Самбхавой и стало привычным для красношапочников. Разумеется, и в среде желтошапочников-гэлукпа магия тантры продолжала практиковаться. Даже в трактатах самого Цзонхавы немало места уделено пропаганде тантризма. Однако Цзонхава ввел тантрийские обряды и культы в умеренное русло, ограничившись в основном пропагандой имитационно-символических методов и приемов обретения мудрости-праджни.
В результате этих первых и весьма решительных нововведения резко возрос авторитет буддийского монаха, ламы, которого Цзонхава в своих сочинениях не только противопоставил мирянам, но и объявил важнейшим и непременным фактором спасения для каждого. В ламаизме Цзонхавы уже мало было провозгласить свою преданность Будде, дхарме и сангхе - классическим "трем сокровищам" буддизма, буддийской триратне. Необходимым условием постижения сокровенной сути великого учения стала восходящая к буддийскому тантризму непосредственная связь между учеником и учителем, причем связь глубоко личная, доверительная, с беспрекословным подчинением ведомого ведущему. Собственно, идея такого рода связи была заложена уже в Махаяне, где возник институт бодисатв, призванных помогать ищущим нирваны. В ламаизме же эта связь была укреплена и усилена, превратившись в непременное условие продвижения по пути спасения.
Это привело к существенному изменению социальной позиции лам. Из ищущих собственного спасения монахов, погруженных в аскезу и медитацию, они стали превращаться в привилегированный социальный слой наставников-руководителей, а практика безбрачия в сочетании с обязательным обычаем богатых подарков и жертв вела к накоплению в монастырях огромных средств и к созданию строгой иерархической лестницы. Результатом было появление лам разных рангов и возвеличение высших лам, своеобразных князей церкви, чей статус необходимо было не только легитимировать, но и освятить, дабы право их на руководство общиной (причем теперь уже не только духовное, но и административно-политическое) приобрело явственный облик сакральной святости. Именно это и было сделано - правда, уже после смерти Цзонхавы.
ДАЛАЙ-ЛАМА И ТЕОРИЯ ВОПЛОЩЕНИЙ
Еще в раннем буддизме было разработано учение о перерождениях, генетически восходящее к теориям упанишад. Эта теория кармического перерождения, сводящаяся к распаду комплекса дхарм после смерти и восстановлению его в новом облике в зависимости от кармы, была развита и обновлена в ламаизме, где она приняла вид теории воплощений. Согласно этой теории, высшие ламы приобретали божественный статус за счет того, что они считались воплощениями (в их очередном рождении) того или иного из высокопочитаемых будд, бодисатв или кого-либо из известных деятелей буддизма, его святых и героев. Эта теория воплощенцев-хубилганов стала доктринальной основой легитимации и сакрализации высшего тибетского духовенства - от Далай-ламы до настоятелей монастырей.
Цзонхава сам назначил двух своих учеников на две высшие ламские должности. Считалось, что по смерти они (через девять месяцев) воплощаются в младенцах мужского пола, которых надлежало избрать и после строгой проверки (в частности, ребенок должен признать какую-либо из личных вещей умершего, потянувшись к ней etc.) провозгласить очередным воплощением умершего ламы. При этом старший из двух, Далай-лама (величайший) стал считаться воплощением бодисатвы Авалокитешвары, а другой, Панчэн-лама, - воплощением будды Амитабы. И хотя воплощение будды в сакральном плане выше воплощения бодисатвы, на практике сложилось так, что именно Далай-лама в своей столице Лхасе сосредоточил в своих руках высшую духовную и политическую власть и стал общепризнанным верховным авторитетом всех приверженцев ламаизма и многих буддистов за пределами сферы распространения ламаизма.
Вначале эта сфера была ограничена пределами Тибета. Однако уже в XVI веке ламаизм широко распространился в Монголии, где буддизм был хорошо известен с XII-XIV веков благодаря стараниям Хубилая. В XVII-XVIII веках ламаизм распространился также среди бурятов, калмыков, тувинцев, которые признавали (в той мере, в какой они были причастны ламаизму) авторитет тибетского Далай-ламы, хотя имели и собственных хубилганов более низкого ранга. В Монголии им был Хутухта (Богдо-гэгэн), авторитет которого был так высок, что накануне революции 1921 года он был фактическим духовным и политическим главой страны.
ОСНОВЫ ТЕОРИИ ЛАМАИЗМА
Основы теории ламаизма были заложены Цзонхавой, который в ряде своих трудов обосновал собственные реформы и синтезировал теоретическое наследие своих предшественников. Впоследствии все буддийские тексты были собраны ламаистами в 108-томное собрание Ганджур, включающее тибетские переводы важнейших сутр и трактатов Хинаяны, Махаяны и Ваджраяны, многочисленных рассказов, диалогов, извлечений, имевших отношение к Будде, а также сочинений по астрологии, медицине etc. Комментарием к каноническим текстам Ганджура является еще более обширное собрание - Данджур, состоящее из 225 томов, в которое вошли также и самостоятельные сочинения, включая рассказы, поэмы, заклинания etc. Кроме Ганджура и Данджура все ламаисты высоко чтут и изучают произведения Цзонхавы и более поздних отцов ламаистской церкви, в том числе и далай-лам. Таким образом, ламаизм с точки зрения доктрины являет собой наследие и синтез всего идейно-теоретического багажа буддизма за более чем двухтысячелетнюю его историю. Но обратим внимание на то, как доктрина буддизма была интерпретирована ламаизмом.
Ламаизм, следуя наметившейся уже в Махаяне тенденции, отодвинул на задний план нирвану как высшую цель спасения, заместив ее богато разработанной космологией, в пределах которой оказалось достаточно места для всех: для верующих и неверующих, мирян и монахов, людей и животных, для святых, богов, будд и бодисатв. Гигантская космологическая система в ламаизме строго упорядочена. Вершина ее - будда будд Адибудда, владыка всех миров, творец всего сущего, своеобразный ламаистский эквивалент индийского Брахмана или даосского Дао. Главный его атрибут - Великая Пустота (шуньята). Именно эта пустота, которая есть духовная сущность, духовное тело будды, пронизывает собой все, так что все живое, каждый человек несет в себе частицу будды и именно в силу этого обладает потенцией для достижения спасения. В зависимости от количества и состояния эта частица может быть в большей или меньшей степени подавлена материей. В соответствии со степенью этой подавленности и осознания необходимости усилить частицу будды, равно как и принимаемых для этого практических действий, люди делятся на несколько разрядов, высший их которых, пятый, приближает их к состоянию бодисатвы.Это доступно лишь немногим. Для большинства главное - добиться удачного перерождения или возродиться в Западном рае (сукхавади) будды Амитабы. Идея о рае и аде в ламаизме идет от буддизма Махаяны, хотя не исключено, что здесь она кое в чем обогащена за счет заимствований из ислама, о чем свидетельствуют некоторые красочные детали. Но существенно, что ад и рай - лишь временное местонахождение, не исключающее человека из колеса перерождений, из мира кармической сансары: с истощением дурной или хорошей кармы рано или поздно следует очередное рождение, причем это касается почти всех, даже обитающих на небесах божеств. Лишь немногим уготована нирвана. Что же делать в такой ситуации?
Главное - это возродиться человеком, а еще важднее - родиться в стране ламаизма, где твой добрый друг и учитель лама поведет тебя по пути спасения. И уж коль скоро тебе повезло в этом, не упускай своего шанса! Наставление ламы поможет избавиться от страданий, от привязанности ко всему мирскому и тем улучшить свою карму, подготовить себя к благоприятному перерождению и избавиться от ужасов перерождения неблагоприятного: отныне и в дальнейшем движение по пути мудрости (праджна) с ее основными методами-средствами (парамитами) и преодоление авидьи (незнания) могут тебе почомь. Главное, таким образом, - это осознать, преодолеть авидью (для чего и важно возродиться человеком и заполучить в наставники ламу), ибо именно авидья лежит в основе круга перерождений из двенадцати звеньев-нидан, которые обычно в своей графическо-символической форме хорошо известны каждому ламаисту.
ЭТИКА ЛАМАИЗМА
Избавившись от авидьи и вступив при помощи ламы на путь познания-праждни, ламаист тем самым улучшает свою карму и в конечном счете может сделать ее настолько хорошей, что одно это обеспечит ему очередное рождение в Западном рае Амитабы либо на одном из многочисленных небес вместе с божествами и святыми, чья карма позволяет им долго жить в их мирах обитания, оставаясь при этом молодыми и здоровыми. Это практически вершина того, чего могут желать ламаисты, за исключением тех, кто намерен серьезно посвятить себя стремлению к избавлению от перерождений, к выходу за пределы сансары, и кто в соответствии с этим вступает на путь аскезы, медитации, самоусовершенствования etc., то есть на путь, ведущий к нирване.
Опираясь на тезисы, выдвинутые еще ранними буддистами, ламаизм предусматривает строгие этические нормы существования. Речь идет о хорошо известных каждому буддисту десяти "черных грехах", которых следует избегать, и десяти "белых добродетелях", коим надлежит следовать.
В число грехов входят грехи тела, слова и мысли.
Грехи тела - это убийство, воровство, прелюбодеяние; грехи слова - ложь, клевета, злословие и суесловие; грехи мысли - зависть, злоба и еретические помыслы.
Существуют довольно четкие градации и внутри каждого из этих разрядов, будь то убийство или клевета; причем для каждого отдельного случая - свое строго определенное воздаяние: за тяжкие грехи - перерождение в аду, за средние - рождение в виде бессмысленных животных, монстров (претов), за незначительные - либо рождение болезненным и недолго живущим человеком, человеком с существенными пороками, либо рождение в какой-либо стране вне сферы ламаизма.
К числу добродетелей относятся действия, антонимичные грехам: защита чужой жизни, щедрость, целомудрие, кротость, правдивость, миротворчество, смирение, милосердие, сострадание, стремление к истинному учению.
Обладание этими десятью добродетелями - основа для вступления на путь святости. Следующий шаг в этом направлении - овладение парамитами праджни, также имеющими отчетливо выраженную этическую заданность:
к числу шести таких парамит относятся подаяние, обет, терпение, усердие, медитация и сама праджня-мудрость.
Каждая из них тоже имеет по нескольку разрядов с четким определением тех норм поведения, которые должны им соответствовать.
Освоив шесть парамит, ищущий спасения, если он намерен идти к конечной цели и достичь хотя бы состояния бодисатвы, должен последовательно преодолеть еще пять путей-преград: путь стяжания добродетелей, путь соединения с истиной и борьбы со злом, путь истинной мудрости, путь прозрения и путь достижения цели, - в процессе освоения и преодоления которых он, переходя из одной в другую область обитания, становится бодисатвой. Иными словами, путь к состоянию бодисатвы (и тем более будды, число областей обитания которых в ламаизме достигает 13) весьма нелегок, но при этом в качестве главного условия его происхождения выступает до предела нормированное поведение, детерминированное этикой. Выдержать такие испытания могли немногие - они обычно и обретали ореол высшей святости и считались эталоном. Все остальные лишь ориентировались на этот эталон, ограничиваясь минимумом этической нормы.
МАГИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА ЛАМАИСТОВ
Так как и этот минимум не всем легко давался, в ламаизме всегда уделялось большое внимание иным, более простым и быстрым методам достижения цели, то есть той самой мистике и магии, которая в Тибете расцвела пышным цветом еще со времен Падмы Самбхавы и уходила корнями в тантризм.
Уже в буддизме Махаяны вошла в обиход практика многократного произнесения имени того или иного из будд, в частности будды Амитабы: многотысячеразовое произнесение служило у амидистов чем-то вроде магического заклинания, приближавшего верующего к желанной цели, к возрождению в Западном рае, в желанной Чистой земле Амитабы. Примерно то же, но в еще большей степени стало нормой в ламаизме. Магия слова здесь тесно сплелась с магией ритуального действия, с изобразительной символикой мандалы либо писаного текста.
Так, именно у ламаистов широкое распространение приобрели так называемые молитвенные барабаны - цилиндрические емкости, вращавшиеся вокруг неподвижной оси. Барабаны заполнялись многими сотнями и тысячами бумажек с записанными на них заклинаниями, молитвами, священными текстами сутр. За недорогую плату, а то и вовсе бесплатно можно дернуть за веревку, и цилиндр начинает вращаться, причем каждый его оборот приравнивается к разовому зачтению всех тех священных текстов, которые вложены в барабан. Кроме барабанов ламаисты использовали различные мандалы, магическая символика которых была не только необходимым графическим пояснением сложной буддийской космологии с ее небесами, раем и адом, многочисленными ниданами-звеньями перерождений etc., но и сакральным амулетом-талисманом, также в конечном счете способствовашим быстрому и легкому достижению цели.
К этой же цели вело и постоянное повторение - а по возможности и начертание - знаменитой молитвы-заклинания тибетцев "Ом мани падме хум!", ставшей своего рода символом веры в ламаизме. Существуют немало версий, поясняющих смысл и ритуальное значение этой фразы. О знаке "Ом" уже говорилось в главе об упанишадах (см. оригинал. - Я. А.): это волшебное слово всех индийских религий. Анализируя формулу в целом, этнограф Н. Л. Жуковская обратила особое внимание на сакрально-символический ее подтекст, на скрытый смысл терминов "мани" и "падме", выступающих в качестве символов мужского и женского начал.
Согласно этой довольно обоснованной версии, смысл упомянутой молитвы-мантры заключается в словесной имитации тех восходящих к раннему тантризму магико-сексуальных акций, которые призваны были резко увеличить энергетический потенциал верующего и тем приблизить его к желанной цели.
Большое значение приобрела в ламаизме и магия цифр, чисел. Четки обычно были составлены из 108 зерен-звеньев (в крайнем случае, из числа, кратного 108). Магия этого числа, как полагают исследователи, связана с магическим треугольником, столбцом из одной единицы, двух двоек и трех троек, перемножение цифр которого, как в этом легко убедиться, равно 108. Магия чисел была известна и древней Индии, но именно в ламаизме она заметно вышла на передний план; причем это в определенной степени было связано с проникновением и развитием в средневековом Тибете идей Калачакры с ее 60-летним звериным циклом в качестве основы летосчисления. Как известно, идеи Калачакры тесно связаны с представлением о легендарной стране Шамбале, в которой хранятся высшие магические тайны тантризма и буддизма. Овладение этими тайнами как раз и является страстным желанием ламаиста, в силу чего Шамбала воспринимается в Тибете как мир грядущего будды Майтрейи, как отправной пункт эсхатологических пророчеств.
ПАНТЕОН ЛАМАИЗМА
Мир будд и бодисатв, святых и героев, ставший весьма многонаселенным уже в буддизме Махаяны, продолжал расти и упорядочиваться в ламаизме. Иерархия всех этих божественных персон сложна и запутанна. Возглавляют ее и выше всего почитаются некоторые будды и бодисатвы, среди которых на первом месте стоит даже не сам великий Будда (Гаутама Шакьямуни) и не мистическая фигура олицетворенной первосубстанции Адибудда, но один из пяти дхиана-будд, порожденных Адибуддой, - Амитаба. Амитаба воспринимается в качестве владыки Западного Рая, продолжателя великого дела Шакьямуни и своего рода творца-покровителя нынешнего периода существования Вселенной. Не менее, а в некоторых аспектах и более высоко почитается ламаистами эманация будды Амитабы - бодисатва Авалокитешвара, воплощением которого, как говорилось, считается Далай-лама. Среди прочих будд (их в ламаизме почитается тысяча во главе с пятью дхиана-буддами и мистическим Адибуддой, "отцом" этих пяти) и бодисатв ламаисты особо выделяют будду грядущего Майтрейю, а также бодисатву Маньчжушри (Маньчжугоша), покровителя мудрости, носителя божественного откровения и чуть ли не устроителя Вселенной.
Наряду с буддами и бодисатвами высоко чтятся различные божества и духи, среди которых немалое место занимают хранители-докшиты, изображаемые в иконографии в виде страшных чудовищ с искаженными от ярости лицами, с обнаженными клыками и прочими зримыми атрибутами злобы и гнева. Докшиты призваны своим страшным видом запугать всех врагов веры и тем самым дать понять, что она находится под надежной защитой.
Существует также культ женских богинь. Наиболее высокопоставленная среди них - богиня Лхамо, покровительница Лхасы, также относящаяся к разряду докшитов и по некоторым своим функциям (не говоря уже о кровожадном иконографическом облике) близкая к индуистским Дурге и Кали.
Среди божеств и духов более низших категорий видное место занимают патроны-покровители различных местностей или профессий, включая персон, заимствованных из всекитайского пантеона религиозного синкретизма, как, например, "белый старец" Цаган убугун, тибетско-монгольский аналог китайского патрона долголетия Шоу-сина.
Наконец, особой и высокочтимой категорией святых в ламаизме являются его основатели, особенно родоначальник Махаяны Нагарджуна и основоположники ламаизма Атиша и Цзонхава. Эти трое чаще всего встречаются среди изображений будд и божеств в храмах и кумирнях. Наряду с ними в тех же кумирнях помещено множество изображений священных животных и монстров, а также различные мандалы.
МОНАСТЫРИ, ЛАМЫ И ОБРЯДЫ
Храмы-кумирни, в которых помещены изображения будд, бодисатв и святых ламаистского пантеона, а также различные аксессуары ламаистской магической практики (от молитвенных барабанов до мандал) являют собой основу монастырских и храмовых комплексов. В крупных монастырях обычно обитало множество лам, в средних и мелких их было меньше, причем далеко не во всех они жили постоянно. Здесь, особенно в крупных монастырях, ламы проходили многоступенчатый путь подготовки, включавший образование, обряд ординации, присвоение очередных званий, вступление на путь спасения (дхиана-ламы) etc.
Образ жизни лам после реформ Цзонхавы был достаточно строг. Только самым низшим из их числа, занимавшимся преимущественно магической практикой, врачеванием etc., позволялось нарушать принципы безбрачия. Это рождало полупрезрительное отношение к ним как к "ненастоящим" ламам со стороны других категорий лам и мирян. Ламы должны были строго придерживаться буддийских принципов существования. Правда, живя в основном среди скотоводов, они вынуждены были несколько отходить от некоторых из этих принципов. В частности, им дозволялось есть мясо, но при условии, что животное убито не специально для них.
Среди лам существовала довольно строгая иерархия - явление, не свойственное в такой степени даже Махаяне, не говоря уже о Хинаяне. Иерархия эта венчалась немногочисленной группой настоятелей крупных монастырей и ближайших помощников Далай-ламы и Панчэн-ламы во главе с ними самими. Эта группа высших лам отличалась от всех остальных тем, что они являли собой "воплощенную иерархию", то есть считались хубилганами тех или иных из будд, бодисатв и святых ламаистского пантеона. Из числа остальных лам высшую ступень занимали "полные" ламы, гэлуны, ниже их стояли посвященные в первую степень ламства гэцулы, еще ниже - послушники и затем ламы, занимавшиеся магией и врачеванием. Кроме того, в крупных монастырях была своя строгая внутренняя иерархия лам во главе с настоятелем. Эти крупные монастыри обычно были также и центрами обучения и подготовки лам, своеобразными ламаистскими университетами.
В монастырях и храмах-кумирнях посвященные ламы совершали обряды богослужений. Ежедневные богослужения, малые хуралы, иногда совершавшиеся (особенно в больших монастырях) трижды в день, заключались в чтении молитв с хвалой "трем сокровищам" буддизма, то есть Будде, дхарме и сангхе, а также с пожеланиями достичь состояния будды для всех участвующих в обряде лам. В определенные дни и особенно торжественно в первую половину первого месяца года (празднование Нового года) совершались великие хуралы. Это - торжественные и красочные ритуальные празднества, протекающие, особенно в крупных монастырях, при большом стечении верующих. Среди больших хуралов выделяются своей специфической окраской так называемые докшитские, суть которых сводится к воспеванию хвалы докшитам с совершением магических обрядов, чтобы, приняв поклоны и жертвы, докшиты еще более рьяно защищали веру и выступали против ее врагов. Пышно и торжественно проходят также хуралы в честь Майтрейи, Цзонхавы, святых отшельников etc.
Как и все буддисты, ламы и многие миряне особо выделяют два дня в месяц, которые следует провести в посте и покаянии. У ламаистов это 15 и 30 числа, причем в эти дни служба в храме идет почти целый день. Миряне, которые внутрь кумирни обычно не допускаются, снаружи слушают пение, звуки молитв и храмовую музыку, произносят священную мантру "Ом мани падме хум!" и совершают поклонения с молитвами и обетами.
С молитвами-хуралами, совершаемыми по их просьбе ламой, ламаисты-миряне обращаются в связи со значительными событиями в их жизни (рождение, свадьба, похороны, болезнь), при необходимости контакта с духами и в других случаях; при этом лама выступает чаще всего в качестве наследника прежнего шамана.
ЛАМАИЗМ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Ламаизм сыграл огромную роль в исторических судьбах ряда народов Центральной Азии, прежде всего тибетского. Ламаистская доктрина, возвеличив Далай-ламу, превратила Тибет в сакральный центр буддизма, связав с ним, в религиозном смысле, народы соседних районов, прежде всего монголов. В Монголии глава ламаистской церкви Богдо-гэгэн на протяжении многих лет был своеобразным центром притяжения всей национальной оппозиции цинскому господству - оппозиции, принявшей религиозную форму. Только после образования МНР в 1921 году религиозная власть Богдо-гэгэна была ограничена, а политической власти он лишился вовсе. Правда, авторитет лам в Монголии, равно как и среди некоторых других ламаистских народов вне Тибета, по-прежнему достаточно высок. Но в наибольшей степени это касается тибета, остающегося и поныне центром ламаизма.
Тибет, на протяжении нескольких последних веков включенный в состав Китая, длительное время сохранял свою национально-религиозную и политическую автономию. Однако после образования КНР 14-й Далай-лама вместе с большой группой (до ста тысяч) поддерживавших его лам и мирян вынужден был под давлением ассимиляционной политики Китая покинуть Тибет. Он нашел прибежище и обосновался в пригималайских районах Индии, где ныне заново отстроены ламаистские храмы и создан новый религиозный центр ламаизма. Сам Далай-лама пребывает в Индии как политический эмигрант, причем стоит заметить, что мировое сообщество всячески его поддерживает. Культурная революция 1966-1976 годов в КНР сильно затронула святыни и ценности ламаизма. Политика лидеров КПК в Тибете продолжает быть весьма жесткой и сегодня, целью ее является превратить Тибет в нечто вроде окраины, заселенной национальным меньшинством, - и не более того. Ламаизм как религия и как образ жизни тибетцев современными китайскими представителями в Тибете преследуется, хотя и не всегда чересчур сурово. Но, несмотря на все это, включая и заметные структурные (в том числе демографические - в Тибет по разнарядкам властей сотнями тысяч едут переселенцы из Китая) перемены, ламаизм в этой очень своеобразной горной стране продолжает занимать важное место и играть существенную роль. |
jane lotos |
Исихазм.
В основе исихазма лежит умное делание (то есть в уме), которое заключается в постоянном чтении про себя или вслух покаянной, чаще всего, Иисусовой молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Монахи молятся этой молитвой про себя постоянно. Вместе с тем они постятся, часто причащаются и, по возможности, занимаются благотворительностью. Бывает, и миряне-исихасты читают беззвучную молитву про себя и в ходе обыденной жизни.
* * *
Постоянное повторение Иисусовой молитвы принято было в глубокой древности как благодатное подспорье в деле достижения этой тишины ума и перемещению сознания (ума) из головы в сердце. Многократно повторяли слова молитвы, добиваясь ухода всех остальных мыслей и образов. «Отрывки» этой практики мы слышим на каждом богослужении при 12-ти и 40-ка повторах «Господи, помилуй».
Неверно отождествлять повторение Иисусововой молитвы с исихазмом как таковым. Эта молитва помогала избавиться от постоянных внутренних «разговоров (диалогов)» и от доминирующей роли рассудочного ума. А когда молитва перемещалась в зону сердца, словесная молитва прекращалась. И вот тогда наступало единение с Богом…
Как писал Симеон Новый Богослов, «самое главное не вдаться бесовскому наваждению и тщеславию, как делают многие, которым кажется будто они зрят в этом занятии райские картины». Никифор говорит, что для созерцания божественного необходимы две связанные друг с другом, как душа с телом, вещи: внимание и молитва. Внимание он также называет трезвением и говорит, что оно должно предшествовать молитве — противостоять греху, а молитва уже свергает грех и истребляет постыдные помыслы окончательно. Далее Никифор подробно излагает тот способ молитвы, который считает самым совершенным. В первую очередь, необходимо отречься от злоупотребления всякого рода вещами — еды, одежды и пр. — и приучиться поступать совестливо по отношению к Богу и к людям, то есть не делать другому того, что сам ненавидишь. После необходимо в полном одиночестве, закрывшись и умом и телом от всего временного, суетного, совершать следующее:
упершись подбородком в грудь, устремлять свое чувственное око в середину чрева, то есть пуп, и мысленно отыскивать внутри сердце, где находятся душевные силы. Тут исихазм опирается на слова Евангелия «Из сердца исходят помыслы» (Мф 15, 11; 19). Григорий Палама в своей «Триаде в защиту священно-безмолствующих» объясняет это тем, что в сердце находится душа, а именно в «глубочайшем средоточии сердца, очищенном от душевного духа» . И энергии ума, неотделимого от души, необходимо обращать на самого себя, самого себя созерцая, что Дионисий Ареопагит называет круговым движением ума, что и достигается посредством дыхания. Цель такого дыхания — сделать свой ум неблуждающим, не отвлекающимся на постороннее, то есть сохранять его в постоянном внимании, сосредоточении на самом себе, на душе, стремящейся к Богу. Важным является не оставить без надзору ни одной части души, постоянно следить, чтобы ни в одном ее уголке не возникло греховных помыслов. То есть ум, найдя в сердце царство Божие, должен пребывать там уже постоянно. Никифор называет такое внимание началом созерцания, пресечением помыслов и память о Боге, который только через такое внимание проникает в душу. Но, как уже было сказано, внимания мало для созерцания Бога, внимание — только условие.
Для укрепления ума в сердце необходимо повторение Иисусовой молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Молитву нужно повторять так, чтобы ничего кроме нее, никаких иных помыслов в уме не появлялось. Ум, постоянно обращенный внутрь сердца, должен хранить его в молитве, посылаемой из этой глубины Господу. Таким образом молитва заполняет собой очищенное от всего сердце и пребывает там единственно и постоянно.
|
fler |
...."мы с ним на ты, хотя он мудрей гораздо, и в нем много больше правильной пустоты, смотрит, смеется, как я танцую праздно, смеется, зараза, то подпоет, то поддразнит, то свет погасит и смотрит из темноты, как я спотыкаюсь, злюсь: ну за что? мне больно! тебе там заняться нечем на небеси? у нас тут распрекраснейший треугольник: ты, я и глупость, господи, не беси! я здесь как большой паук, выпускаю нить, тку лабиринты, где выход - не угадаешь, люблю только тех, кого нельзя не любить, но - точно - любить нельзя, ибо попадаешь, и если кого-то он явно послал затем, чтоб собирать картинки, слова и смыслы, то от меня нет проку: ни свежих тем, ни старых дум, ни дыма, ни коромысла, если он сделал печкой меня в избе, мол, согревай всех мерзнущих, дорогая, зря сэкономил на выхлопной трубе, кашляют, матерятся и выбегают, мы с ним на ты, хотя он совсем не прост, мне кисло с зонтом под бешеным камнепадом, я же стараюсь: вот у него там пост, и у меня тут много постов, как надо." (с) |
jane lotos |
СИЛА МОЛИТВЫ
Иисус говорил: "Молиться - означает посылать светозарные потоки в пространство. Если вы не получаете помощи и защиты от Неба, то только потому, что вы сами не послали свет. Небо не станет заниматься тем, что погасло. Вы хотите, чтобы оно ответило на ваши призывы? Зажгите все ваши лампы".
Из книги Софии Бланк "Небесный код - исцеление молитвами"
"...Каждый народ, отмеченный печатью вечности, получил свое откровение. Избранные народы смогли услышать голос Неба, понять его смысл и воплотить этот голос в образах, священных текстах, обратить в традиции и обычаи. Они создавали мировые религии, каждой из которых соответствует своя система взаимосвязей внутри структуры психики как отдельного человека, так и массы. У каждой мировой религии есть свой контур сверхсознания, свой диапозон общения с Великим Нечто, свой язык разговора с Богом. Методика освоения человеком духовного пути основывется на внимательном, тщательном исследовании учений до тех пор, пока они не станут частью его индивидуальности: не только интеллектуальным знанием, но и правилом духовной жизни. Невозможно помочь тому, в ком нет веры в Высшее, кто вращает шар земной вокруг своей собственной оси, вокруг собственной персоны, кто не открывает сердце свое навстречу Высшиму Свету, ибо "что излучаешь, то и получаешь". Сердце человека постоянно излучает в окружающее пространство свои эмоции, неся непроизвольно добро или зло, - в зависимости от своих накоплений. Сердце добра сеет вокруг себя здоровье, улыбку, духовное благо. Сердце зла уничтожает тепло и, подобно упырю, высасывает жизненные силы. Непрестанная деятельность сердец добра и зла... ...Прекрасный совет мы находим в одной из книг О. М. Айванхова:
Вам следует взять себе в привычку благословлять людей, говорить им добрые слова. Когда вы прикасаетесь к головке вашего ребенка, к его маленьким ножкам, ручкам или когда вы держите в объятиях любимое существо, почему не благословить его, чтобы ангелы явились и сделали его великолепным? Надо все благословлять, все, к чему вы прикосаетесь, - предметы, пищу, живые существа. Надо говорить с любовью и нежностью, не только обращаясь к людям, но и даже цветам, к птицам, к деревьям, к животным, ибо это - божественная привычка. У человека, умеющего говорить слова вдохновляющие, животворящие, во рту магическая палочка. И он никогда не произнесет эти слова напрасно, потому что в природе всегда окажется одна из четырех стихий - земля, вода, воздух или огонь, - внимательно слушающая и ждущая момента, чтобы принять участие в осуществлении высказанного вами желания. Бывает также, что осуществление совершается где-то очень далеко от человека, посеявшего добро, а значит, мы его не видим. Но знайте, что оно происходит. Подобно тому, как ветер разносит семена и сеет их вдали, ваши добрые слова улетают прочь и вдали от ваших глаз приносят великолепные результаты."
|
jane lotos |
Острожская Библия 1581 год
Ѿче на́шъ иже еси на н[е]б[е]сѣ[хъ], да с[вѧ]ти́тсѧ и́мѧ Твое́, да прїидетъ ц[а]рствїе Твое́, да буде[тъ] волѧ Твоѧ, ѧко на н[е]б[е]си и на земли́. Хлѣбъ на́шъ насущныи да́ждь на́мъ дне́сь и оста́ви на́мъ дол[ъ]гы на́ша, ѧко и мы оставлѧемъ дол[ъ]жникомъ на́ши[мъ] и не в[ъ]веди на́съ в напа́сть но изба́ви на[съ] ѿ лоука́ваго.[12]
Елизаветинская Библия (1751 год)
Ѿтче нашъ и́же еси́ на небесѣхъ, да свѧти́тсѧ и́мѧ Твое́, да прїи́детъ Ца́рствїе Твое́, да бу́детъ во́ля Твоѧ, ѩко на небеси́ и на земли́, хлѣбъ нашъ насу́щный даждь нам днесь, и оста́ви намъ до́лги на́шѧ, ѩко и мы оставлѧем должнико́м нашымъ, и не введи́ нас въ напа́сть, но изба́ви насъ отъ лука́ваго.[13]
Елизаветинская Библия (1751 год) (в пореформенной орфографии)[11]
Отче наш, Иже еси́ на небесе́х! Да святи́тся имя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое, да будет воля Твоя, я́ко на небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги наша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м нашим; и не введи́ нас во искушение, но изба́ви нас от лука́ваго.[14] |
vau |
|
jane lotos |
|
Solaris |
начало | | 1 . 2 | | конец |